Year: 2009

“Дождь шел уже несколько дней. Снег таял. А всего лишь месяц назад
сугробы были выше человеческого роста. Разрушенная деревня, казалось,
состоявшая из одних обуглившихся крыш, с каждой ночью бесшумно вырастала
по мере того, как оседал снег. Первыми выглянули наличники окон; несколько
ночей спустя – дверные косяки; потом ступеньки крылечек, которые вели
прямо в грязно-белое месиво. Снег таял и таял, и из-под него появлялись
трупы.
То были давние мертвецы. Деревня много раз переходила из рук в руки – в
ноябре, декабре, январе и теперь, в апреле. Ее занимали и оставляли,
оставляли и опять занимали, а метель так заносила трупы, что иногда,
спустя несколько часов, санитары многих уже не находили – и почти каждый
день белая пелена заново покрывала разрушения, как медицинская сестра
покрывает простыней окровавленную постель.
Первыми показались январские мертвецы, они лежали наверху и выступили
наружу в начале апреля, вскоре после того, как снег стал оседать. Тела
закаменели от мороза, лица казались вылепленными из серого воска.
Их бросали в могилу точно бревна. На холме за деревней, где снегу было
меньше, его расчистили и раздолбили промерзшую землю. Это была тяжелая
работа.
У декабрьских мертвецов оказывалось оружие, принадлежавшее январским –
винтовки и ручные гранаты уходили в снег глубже, чем тела; иногда
вытаскивали и стальные каски. У этих трупов было легче срезать
опознавательные жетоны, надетые под мундирами; от талой воды одежда успела
размокнуть. Вода стояла и в открытых ртах, будто это были утопленники.
Некоторые трупы частично уже оттаяли. Когда такого мертвеца уносили, тело
его еще не гнулось, но рука уже свисала и болталась, будто посылая привет,
с ужасающим, почти циничным равнодушием. У всех, кто лежал на солнце
день-другой, первыми оттаивали глаза. Роговица была уже студенистой, а не
остекленевшей, а лед таял и медленно вытекал из глаз. Казалось, они
плачут.”
Эрих Мария Ремарк
Время Жить и Время Умирать